«Власти давят, а расследовательской журналистики становится больше». Роман Анин из «Важных историй» о громких расследованиях и угрозах

Главный редактор независимого расследовательского проекта "Важные истории" Роман Анин месяц назад был допрошен как свидетель в Следственном комитете по уголовному делу о нарушении неприкосновенности частной жизни, которое завели по заявлению жены главы "Роснефти" Игоря Сечина Ольги, а дома у Анина и в редакции "Важных историй" прошел обыск. Роман и его коллеги выяснили, что за ним несколько лет следила ФСБ. При этом редакция Анина продолжает выпускать новые резонансные расследования, в том числе – о высокопоставленных российских чиновниках. Как в условиях давления и постоянных угроз "Важные истории" продолжают работать, Настоящему Времени рассказал сам Роман Анин.

The URL has been copied to your clipboard 0:00 0:02:45 0:00

О новых расследовательских проектах

— С одной стороны, кажется, что это парадокс: власти давят, а расследовательской журналистики становится больше. Но на самом деле это логично и объяснимо, потому что когда власти пытаются заставить всех плясать под свою дудку, они на самом деле делают ровно обратное и стреляют себе в ногу.

Если вы посмотрите на те расследовательские проекты, которые появились недавно, то их основывали выходцы из крупных медиа: Роман Баданин, я работал в "Новой газете". Журналисты выбирают между тем, чтобы быть независимыми, или тем, чтобы работать в поднадзорных условиях, – безусловно, журналисты будут выбирать независимость. Именно поэтому, когда власти усиливают давление на крупные СМИ, журналисты вынуждены уходить в маленькие проекты, создавать свои собственные онлайн-проекты для того, чтобы быть независимыми. Этим и объясняется такой расцвет расследовательской журналистики.

Об источниках и "журналистике СПАРКа"

— До начала 2000-х расследовательская журналистика была целиком построена вокруг источников. Не было онлайн-баз данных, и хорошим журналистом был, по сути, психолог – тот, кто мог уговорить человека из органов, из администрации президента, из Госдумы – неважно – передать какой-то документ. Вся журналистика строилась вокруг того, добыл ты документ или не добыл.

Потом, с процессом компьютеризации, когда данные стали появляться онлайн, журналистика трансформировалась в такую журналистику, которая сейчас называется "журналистика СПАРКа" (СПАРК – это справочно-информационная система, которая агрегирует и позволяет узнать данные о коммерческих компаниях: учредители, финансовая отчетность, решения арбитражных судов, выписки из ЕГРЮЛ и т.д. – НВ). Это когда про все источники забыли и стали получать [данные] онлайн. Это тоже нормальный подход. Но очевидно, что до поры до времени эти два подхода как-то между собой даже спорили, потому что были журналисты только старой школы, были журналисты новой школы. Я же исходил из того, что хороший журналист должен уметь и то и другое.

Об угрозах, слежке и давлении

— Пытались взломать аккаунты. Вы что-то делаете, отправляете запрос или что-то опубликовали – и массово начинают пытаться взломать ваши аккаунты. Оказывают психологическое давление, когда за вами специально ходят и показывают, что за вами следят. Понимаете, мы же не специалисты в области контрнаблюдения. Если за нами хотят ходить так, чтобы мы не видели, то так и будут ходить, что мы не увидим. Если за нами ходят и мы это видим, значит, нам показывают: "Смотрите, мы за вами постоянно наблюдаем".

И уголовные дела. Как показывает практика со мной, по совершенно абсурдному поводу возбуждается уголовное дело, обыски, изъятие всей техники, и постоянно нависающий меч того, что ты из статуса свидетеля можешь превратиться в подозреваемого с совершенно понятным исходом. У нас же суды не оправдывают, у нас же не бывает такого, чтобы Игорь Иванович Сечин проиграл в суде.

В основном пытаются лишить СМИ финансирования. С нами это сделать невозможно, потому что мы не зарегистрированы в России. Я прекрасно понимаю, что если бы мы были зарегистрированы в России, то те люди, которые сейчас хотят сделать что-то со мной и с "Важными историями", они поступили бы по-другому. Они бы перекрыли источники финансирования, заблокировали бы счета, звонили бы владельцам – ровно поэтому у нас нет владельца, мы НКО, потому что мы знаем, как давят на владельцев. Скажем, когда я работал в "Новой газете", давление на Александра Лебедева, который тогда был ключевым владельцем "Новой газеты", было колоссальным – его, по сути, разорили из-за того, что он владел "Новой газетой". И разоряли его в том числе люди, про которых мы уже написали, – это если говорить, что происходит после того, как публикация написана. Мстили именно таким образом: обыски, возбуждение уголовных дел и многочисленные предложения избавиться от акций газеты. Но надо отдать ему должное – он не прогнулся, а будучи разоренным, когда он уже не мог финансировать газету, эти акции подарил обратно редакции.

Если мы говорим в целом про те угрозы, которые существуют, – есть угрозы физического насилия. Если мы посмотрим на то, что происходило в "Новой газете", где, к сожалению, шесть человек убили, – такого ни в одной редакции мира [не было]. Ну, может быть, где-то в Мексике, где бедные ребята [погибают], которых картели расстреливают массово. Это тоже угроза, о которой нужно постоянно помнить.

Об аудитории и просмотрах

— У нас пока небольшая аудитория, если сравнивать ее с большими медиа, такими как "Новая газета" или "Медуза". Хотя какие-то истории "Важных историй" читаются довольно хорошо и набирают не меньшее количество просмотров, чем в таких крупных медиа, которые я назвал. Но приучив аудиторию к тому, что мы не занимаемся бомбардировкой новостями, а даем только такие действительно большие и важные истории, мы видим по среднему времени прочтения, что оно в разы больше, чем у других медиа. Скажем, если мы возьмем текст про бывшего зятя Владимира Путина Кирилла Шамалова, который огромный текст (честно говоря, когда я его написал, мне было страшно за то, что я вывалю этот поток информации на голову читателей, я был уверен, что это никто не прочитает) – во-первых, его прочитали на сайте больше полумиллиона человек. В ютубе посмотрели два миллиона человек, и среднее время прочтения на сайте составляет около девяти минут, если я не ошибаюсь.

В "Важных историях" требования самые лайтовые в Москве по количеству текстов. Я не заставляю авторов писать что-то каждый день, потому что я знаю, что люди очень быстро выгорают, когда занимаются этими бесконечными новостями на ежедневной основе. Люди просто начинают ненавидеть эти тексты. У нас требования – текст в месяц-полтора. Это очень мало. Но при этом этот текст должен быть глубоким, там должна быть серьезная проработка, там должны быть говорящие герои. Должен быть очень качественный продукт на выходе. Конечно, все журналисты, если спросить, в глубине души мечтали бы о том, чтобы заниматься только большими темами, глубокими, а не делать повседневные новости.

Плюс у нас в редакции поощряется самообразование: именно поэтому мы делаем бесплатные видеоуроки для молодых журналистов из регионов, где мы учим своим скиллам, тому, как программировать, еще каким-то вещам, которые мы используем в профессии. И делаем это с той целью, что понимаем: на журфаках этому не учат – мы этому учим. И люди, когда хотят к нам прийти, они в том числе хотят стать просто более профессиональными и получить новые навыки.

Об источниках финансирования

— С "Важными историями" – это пожертвования. Мы некоммерческая организация, мы живем на пожертвования читателей и институциональных доноров – это крупные организации и люди, которые жертвуют большие суммы денег, чем читатели. Имена этих институциональных доноров мы не называем по той причине, что мы знаем, что это грозит им опасностью в России. Мы видели на примере ФБК, на примере других проектов, что как только российские власти узнают, кто финансирует проекты, которые им не нравятся, независимые проекты, – они тут же начинают давить на тех людей, которые готовы на эти проекты жертвовать деньги, для того чтобы обрезать источники финансирования. Мы не хотим упрощать властям жизнь, и мы, соответственно, не называем наших ключевых грантодателей, потому что это грозит им опасностью, во-первых. А во-вторых, мы юридически еще подписали соглашение о неразглашении.

В будущем те средства, которые мы получили на первых этапах, нашу финансовую модель мы рассматриваем так, что мы будем жить только на пожертвования читателей. На мой взгляд, это идеальная модель существования медиа, потому что если читатель голосует рублем, значит, ты ему интересен. Если читатель не готов тебе жертвовать свои 100, 300, 500 рублей за истории, то это значит, ты не смог его задеть, значит, он не чувствует в тебе необходимости. И я думаю, что, если нас, конечно, до этого не закроют, в перспективе пяти лет мы сможем выйти на если не полную, то почти полную окупаемость за счет пожертвований читателей.