«В Беларуси все политика сейчас». Интервью с фигуранткой уголовного дела правозащитницей Татьяной Гацурой-Яворской

Татьяна Гацура-Яворская – соосновательница Международного фестиваля документального кино о правах человека Watch Docs Belarus, заместительница председателя Белорусского Хельсинкского комитета и руководительница общественного объединения "Звено" с 2014 года.

Пятого апреля после закрытия фотовыставки "Машина дышит, а я – нет" Татьяна была задержана и помещена в следственный изолятор на улице Окрестина. Она провела 10 дней под стражей. Татьяну подозревают в "финансировании массовых беспорядков". Ей грозит до трех лет лишения свободы.

Мужа Татьяны Гацуры-Яворской, украинского правозащитника Владимира Яворского депортировали из Беларуси.

Корреспонденту НВ удалось связаться с правозащитницей через день после выхода из СИЗО.

— Татьяна, вначале вопрос более справочный, чтобы представить вас аудитории. Вы одна из основательниц фестиваля Watch Docs. Расскажите об этой стороне вашей деятельности.

— Я работала в Белорусском Хельсинском комитете. Побывав в Польше, увидела, что есть такой фестиваль кино о правах человека, и с того момента хотела нечто подобное создать. В Беларуси такой диалоговой платформы просто не было. Нашла единомышленников.

Я познакомилась с аналогичным фестивалем Docudays у вас в Украине, мы даже сотрудничали некоторое время. Наши партнеры в Польше – варшавский Watch Docs – помогали с лицензиями на фильмы. От нас требовалось переводить эти фильмы, продвигать здесь. Вот так все и затеялось.

– Насколько хлопотно это занятие именно в Беларуси?

– Конечно, хлопот много. Потому что, понятное дело, в Беларуси права человека – не та тема, которая поддерживается государством. Прямым нападениям вплоть до недавнего времени мы за семь лет не подвергались. Несмотря на то что это про права человека, сам фестиваль – довольно безобидное мероприятие: фильмы и обсуждение этих фильмов.

Прямым нападениям вплоть до недавнего времени мы не подвергались

Мы всегда были рады гостям с разными точками зрения и позиционировали Watch Docs Belarus как площадку для диалога. Наверное, нас предпочитали не замечать, потому что, по мнению карательных инстанций, мы особого вреда не причиняли. А сейчас, очевидно, нет ничего в стране, что бы не было политикой. В Беларуси все политика сейчас.

– Мы подошли к вашей истории. Что случилось с вами, что это было?

– Пока не очень понимаю. На самом деле сотни людей привлекаются по той же статье.

– Как она называется?

– Статья 342. Организация и подготовка действий, грубо нарушающих общественный порядок, либо активное участие в них. Наказание – штраф, арест или ограничение свободы на срок до трех лет. По ней проходят обыски у сотен людей. Это очень удобная статья. По ней заведено дело, есть следственная группа, и любого человека по ней могут задержать.

– Кого из киносообщества по ней преследуют?

– Мне о таких случаях неизвестно. Но ведь мы и не относимся напрямую к киноиндустрии. У нас общественная организация, которая, кроме фестиваля, занимается другими направлениями. Одно из них – помощь людям, долгое время бывшим в заключении. Тоже, по-моему, довольно безобидная тема, потому что это заключенные, сидевшие не по политическим статьям. Просто они потеряли социальные связи, не знают, что такое интернет, – то есть мы начинали с этой целевой группы.

После августа готовили доклад по поводу пыток и применения оружия в

Тут не вопрос о кинематографии. Скорее, о нашей общественной деятельности

отношении демонстрантов. То есть не просто один фестиваль – много всякой деятельности. Последнее – организованная нами выставка про белорусских медиков "Машина дышит, а я – нет", которую закрыли. Тут не вопрос о кинематографии. Скорее, о нашей общественной деятельности.

– Что дальше?

– Неясно. Я пока что не знакомилась с делом, у меня не было допросов. Еще не назначен даже следователь – обещают его назначить на следующей неделе. По закон в течение 10 дней мне должны были назначить обвинение, но пока так ничего и не предъявили. Поэтому остаюсь в статусе подозреваемой. Следователь, впрочем, может поменять статус с подозреваемой на обвиняемую и опять закрыть меня в СИЗО.

Людей могут закрывать по одной статье, а потом предъявлять им кучу других обвинений. Есть, например, известная правозащитница Марфа Рабкова. Она сидит с сентября. Сначала у нее была 293 статья ("Обучение или другая подготовка лиц для участия в массовых беспорядках или финансирование такой деятельности" – НВ).

Марфа Рабкова, координатор волонтерской службы "Весна"

Людей могут закрывать по одной статье, а потом предъявлять им кучу других обвинений

Следствие может идти максимум шесть месяцев. За полгода ей тоже ничего не предъявили, но потом выдвинули новое обвинение, и она уже считается "членом преступной группы", а это статья более тяжелая, и по ней следствие может идти полтора года. То есть номер статьи ничего не значит. Может быть одна, вторая, третья.

– Вы думали уехать?

– У меня нет выбора. Я под подпиской о невыезде. Конечно, очень много людей уезжает.

– Какие у вас планы сейчас?

– Я сутки как вышла и пока в растерянности. Тем более что сегодня сообщили – мы сейчас это проверяем – наша коллега не выходит на связь. Скорее всего, она тоже задержана. Сможем ли мы в таких условиях продолжать работу – непонятно.

– Меняются ли настроения у белорусского протестного движения?

– Мы, белорусы, мирные люди. Я думаю, что формы протеста и должны были, и должны будут оставаться мирными. Я не сторонница вооруженного восстания. Во-первых, не очень хотелось бы гражданской войны, во-вторых, под боком у нас еще и Россия, которая в случае чего непонятно, как себя поведет. По моему мнению, более решительные действия просто привели бы к большему количеству жертв, и все. Может быть, нужно было решительнее мирно протестовать.

Может быть, нужно было решительнее мирно протестовать

Потому что белорусы любили погулять в воскресенье, а в понедельник (с улыбкой) – дисциплинированно шли на работу. Не раз были случаи, когда люди протестуют вечером, а потом в 8 утра – работать. Это же святое. В этом отношении, наверное, нужно было быть более последовательными. Но я против других форм протеста.