«Сейчас простая возможность высказываться – это форма политической борьбы». Кирилл Мартынов – о выборе, стоящем перед российским обществом

В отношении Алексея Навального, а также его соратников Леонида Волкова и Ивана Жданова Следственный комитет России возбудил уголовное дело о создании НКО, посягающей на личность и права граждан. Волков, в свою очередь, объявил, что официально распускает сеть региональных штабов политика, так как их работа в нынешнем виде невозможна – она "немедленно будет подведена под статью об экстремизме и повлечет за собой уголовные сроки для тех, кто работает в штабах, кто сотрудничает с ними, кто им помогает".

Кирилл Мартынов, редактор отдела "Политика" "Новой газеты", считает, что новые уголовные дела против оппозиции и закрытие всех структур Навального говорят об установлении диктатуры в стране.

The URL has been copied to your clipboard 0:00 0:01:50 0:00

– Означает ли ограничение работы ФБК и закрытие сети штабов Навального полную ликвидацию оппозиции в стране?

– Проблема даже не в том, что оппозиции не останется в России, а в том, что любая политическая деятельность является фактически преступлением, с точки зрения российских властей. У нас формально все еще остается какая-то демократия, выборы и многопартийность, но участвовать во всех этих процессах можно только тем людям, которые получили какое-то, видимо, негласное разрешение. Если любой человек, будь то Навальный или кто-то, еще попробует зарегистрировать свою партию и побороться за власть – выдвинуть своих депутатов в Государственную Думу, претендовать на выборы губернатора, не говоря уже про президентские выборы в Российской Федерации, – судя по всему, этих людей в ближайшее время ждет та же история, та же последовательность событий, которую мы наблюдаем сейчас в отношении Навального.

Сейчас, по состоянию на апрель 2021 года, мы видим, что Навальный находится под несколькими уголовными делами, его сторонники фактически признаны экстремистами уже, это последний шаг остался к этому, штабы политика разгромлены. Российское общество, мне кажется, начинает это принимать как некоторую данность. Мы как граждане России, поскольку мы давно в этой ситуации находимся, адаптируемся к ней, и нам кажется, что это какой-то более или менее естественный сценарий. Навальный слишком много хотел, слишком много себе позволял, и его теперь ждет такая печальная участь.

Но если реконструировать последовательность событий, то мы видим, что единственное, чего хотел Навальный, – это пользоваться, во-первых, свободой слова в отношении говорить то, что он думает по поводу людей, у которых есть власть в России, деньги. С другой стороны, претендовать на участие в легальной политике. Никаких противозаконных действий Навальный и его сторонники никогда не совершали. Им приписывают какие-то преступления, но это все делается как способ политического преследования, разумеется.

В нормальной ситуации Навальный со своими сторонниками просто пошел бы на выборы с зарегистрированной партией, и там выяснили бы, кто круче, грубо говоря, – "Единая Россия" или Партия прогресса, незарегистрированная и уведенная у сторонников Навального. Этот сценарий еще в 2013 году был более или менее реалистичным, странно, что приходится об этом напоминать. Но мне кажется, что мы в нынешней ситуации, спустя восемь лет, практически об этом забыли – в 2013 году Навальный мог легально участвовать в выборах мэра Москвы, занимать на них второе место с учетом того, что у него не было какого-то административного ресурса.

Это была впечатляющая кампания: 600 тысяч избирателей-москвичей тогда отдали свои голоса за Алексея, и за Сергея Семеновича Собянина отдали голоса 1 миллион 190 тысяч избирателей – грубо говоря, в два раза больше (чуть меньше, чем два, получается). И вот эта ситуация целиком осталась в прошлом.

Мне кажется, надо зафиксировать, что российская политическая жизнь вышла на новый уровень, на качественно новый уровень. И речь идет не о запрете деятельности Навального и его сторонников на территории России, а речь идет о создании систематической диктатуры, которая просто диктатура, и тут можно поставить точку, не делать никаких оговорок типа "гибридный режим", какой-нибудь "мягкий авторитаризм", просто нормальная диктатура. Нам сейчас – тем людям, кому Россия небезразлична, кто является гражданами нашей страны, кто собирается здесь жить или, возможно, уехал, но все равно собирается за всем этим наблюдать, – нам придется в этой новой ситуации как-то делать выбор, что мы собираемся делать дальше: мы готовы это просто молча принять, мы будем это критиковать, неся какие-то риски, кто-то, возможно, уедет, наверняка будет какая-то еще одна волна эмиграции.

– Что можно предпринять, чтобы остановить эту диктатуру?

– Предотвращать, мне кажется, что бы то ни было поздно, потому что уже все случилось на наших глазах. События 2014 и 2015 года, украинская война и присоединение Крыма, спровоцировали ничем не ограниченный рост влияния силовиков в российской политике, спецслужб, если называть вещи своими именами, ФСБ. Именно они принимают ключевые решения в российской политике, они являются ближайшим окружением Владимира Путина. И у меня нет какого-то хорошего ответа на вопрос о том, что можно предпринять.

Мне кажется, что ситуация достаточно, как финансисты говорят, волатильная при этом – ставки Владимира Путина в любой момент могут пойти очень резко вниз. Мы видим, что российские власти совсем не умеют разговаривать, им просто не о чем говорить с молодым поколением. Мы видим, что огромное количество людей недовольно современной российской политикой. Многие задаются резонным вопросом, почему российское правительство не помогло людям во время пандемии так, как это делают развитые страны, притом что у государства есть деньги и резервы.

В совокупности, с одной стороны, мы вернулись: ближайший социальный исторический аналог для нынешних событий – это, конечно, брежневское время. Не то чтобы мы вернулись в Советский Союз, это просто самая понятная аналогия, которую мы сейчас можем провести: мы знаем, что брежневское время современникам казалось как такое вечное, крепкое и пришедшее навсегда. С другой стороны, оно очень жалко и драматично превратилось в ничто, обнулилось, если пользоваться терминами прошлого года, примерно к 1989 году.

Мне кажется, что у путинского режима есть еще какой-то запас прочности, когда все это будет держаться на страхе, на штыках и на дубинках – и на деньгах, выплаченных лояльным сторонникам Владимира Путина, силовикам в первую очередь. Но затем нас ждет, к сожалению, еще одна национальная трагедия и, по всей видимости, вновь серьезный кризис государства. Потому что то, что сейчас на территории Российской Федерации существует, назвать государством очень сложно: оно не защищает права граждан, оно не реализует ничьи интересы, кроме какого-то очень узкого круга людей. В современном мире такая система долго просуществовать не может. Ключевой вопрос, ключевая драма – это вопрос о том, какое количество людей не испугается во всей этой нашей новой политической ситуации говорить. Потому что простая возможность высказываться – сейчас это форма политической борьбы, которая у нас осталась. И мы понимаем, что когда мы высказываемся, мы рискуем.

Читай нас в Телеграме