«Люди, которые клянутся в верности Путину, воюют друг против друга». Роман Баданин – о расследовательской журналистике в России

Роман Баданин

Третьего мая в мире отмечается День свободы прессы. В последние годы независимые организации отмечают, что ситуация со свободой слова и СМИ в России становится хуже: за журналистами следят, на журналистов нападают, против журналистов заводятся уголовные дела.

Ко Дню свободы прессы Настоящее Время поговорило с главным редактором издания "Проект" Романом Баданиным о работе журналистов-расследователей в современной России, об общественном резонансе и о культе "красных папочек" во власти:

The URL has been copied to your clipboard 0:00 0:08:24 0:00

О работе в расследовательской журналистике в России

Я руководствуюсь принципом работы без надежды на успех, действие без надежды на успех, как у французских экзистенциалистов. Мы должны делать эту работу. Спустя пять-десять лет она найдет своего читателя, как в одном стихотворении.

В России куда палку ни воткни – вырастет расследование. В том смысле, что можно расследовать-перерасследовать все – и темы не закончатся. Это специфика нашей страны в ее нынешнем состоянии, что очень много коррупции и так далее и тому подобное, и все это поставляет непрерывные и бесконечные темы для нашей работы.

Что нужно, чтобы стать журналистом-расследователем

У всех по-разному: одни занимаются, потому что им это нравится еще в не осознанном состоянии, другим нравится, потому что это осознанный выбор смыслов жизни, как у меня, например.

Мне важно, чтобы у человека с самого начала было желание сделать две вещи. Во-первых, прославиться, честно это говорю, как и в любой творческой профессии, а журналистика – это творческая профессия, без творческого эго здесь нельзя: либо ты хочешь стать звездой, там не знаю, просто для каждого звездность по-разному измеряется, в премиях, много в чем. Это первое. А второе – ты должен понимать, куда ты идешь, и хотеть этого в том смысле, что ты должен понимать, что ты здесь не заработаешь много денег, не заработаешь квартиру от мэрии Москвы и так далее и тому подобное по списку, а заработаешь проблемы в основном. Вот если это есть, то мы идем дальше работаем.

О работе "Проекта"

Мы, "Проект", не занимаемся только расследованиями в хардкор-смысле, то есть у нас есть жанры, связанные с общественной тематикой, репортажи, рассказы и так далее на острые в социальном смысле, но не острые в политическом смысле. Что касается таких тем, то на них иногда реакция прямо заметна и сразу. И там мы видели, что как бы и с нами разговаривают власти, и что-то происходит после заметок. Это я к тому, что на нечувствительные в политическом смысле темы мы можем и сейчас оказывать прямое, более или менее прямое воздействие.

Другой блок большой очень тем, политически чувствительных историй, и там действительно давным-давно, и не только в связи с нами, а вообще много с кем властями выбрана позиция, описываемая словами "делаем вид, что не замечаем". Так ли это на самом деле? И это действительно многих журналистов демотивировать может, потому что ты что-то пишешь, выкапываешь страшные факты, а всем на это плевать. Так ли это на самом деле?

Я, естественно, очень долго ломал над этим голову, в том числе потому что, какое-то время проведя за границей в Штатах, научился их ориентации на impact так называемый. Где impact, где прямое воздействие? Это действительно очень болезненный вопрос, я очень много думал над этим и потом начал себе задавать вопрос: ну хорошо, если нет этого самого импакта прямого, то какого же черта в течение месяцев, пока готовится то или иное расследование, мы получаем разные сигналы, звонки, не знаю, шепот в ухо и так далее о том, что наши герои боятся, хотят снять заметку, хотят заплатить денег, чтобы заметка не вышла, устанавливают слежку и так далее и тому подобное. Зачем все это, если как бы выход заметки ни на что не влияет в их жизни?

Я нашел один простой ответ, и он мне нравится. Россия же специфическая страна, и impact здесь специфический. Нередко impact в России называется словосочетанием "красная папочка", я про это уже говорил в каком-то интервью. Наш политический класс неоднороден, даже все люди вокруг Путина, которые на виду клянутся в верности Путину, воюют все друг против друга. И все друг против друга собирают так называемые пресловутые красные папочки, то есть информацию – иногда там ложь, а иногда правда – о других людях, о своих конкурентах. И, конечно, расследования, честным расследованием, я надеюсь, в том смысле в эти красные папочки может попадать и всякая муть, мы это сразу должны понимать. Но и расследования туда попадают. Поэтому весь этот страх рождается из этого ощущения красной папочки, поэтому в каком-то смысле это первое, все журналисты-расследователи работают на эту красную папочку. Хорошо это или плохо – наверное, это не мечта в том смысле, что на Западе, например, в демократических странах это работает не так. Но добавляет ли это важности нашей работе? По-моему, добавляет.

О слежке за журналистами

Что касается слежки, ну ее просто выставляют, и все, и за тобой ездит машина, с этим это-то все более или менее понятно. Сигналы они посылают? Ну да, через третьих лиц, знакомых нам, через наших источников. Иногда по-прямому в почту, в виде сообщений автору в телефон или мне. Главный залог безопасности – это максимальная публичность и заметность того, что мы делаем. В том смысле, что если кто-то думает, что не писать что-то, что тебя просят не писать, лучше, чем писать, – это ошибка. Нужно рассказывать и саму историю, и факт давления в связи с этой историей нужно опубличить. Таков мой подход, во всяком случае.

О серии расследований "Железные маски"

"Железные маски" распадаются на два периода. Во втором – это уже даже не напрямую железные маски, а в целом тема Чечни. И у нас про Чечню второй большой материал, и вместе чеченская тема даже популярнее темы путинских тайных активов, я так скажу. То есть, к нашему даже удивлению, чеченская тема сверхпопулярна. Все, что связано с Кадыровым, оно настолько показательно нелепо, показательно вопиюще несправедливо, что оно бросается в глаза – раз.

Второе – это мною давно замечено на примере дагестанского общества, про чеченское я меньше могу говорить, потому что я меньше с ним работал. Оно очень политизировано, несмотря на то, что их там замучил их местный тиран, общество очень политизировано, они с утра до вечера могут обсуждать политические новости в своих WhatsApp-каналах.

Мы, конечно, ощутили такую неожиданную атаку, она заключалась в нескольких вещах. Во-первых, DDoS был, кошмарный DDoS, и он даже периодически после этого возобновлялся вот недавно совсем. Одновременно, например, кто-то, назовем его так, кто-то буквально на следующий день после выхода истории заставил Первый канал российского телевидения убрать из доступа видео, на котором единственном была изображена тайная супруга, вторая супруга Кадырова. Одновременно какие-то толпы анонимных физических лиц начали жаловаться на наш контент в ютубе под разными предлогами с тем, чтобы его заблокировать. И вот в конце прошлой недели YouTube был вынужден заблокировать наш контент по жалобе государственной Чеченской ВГТРК. Вот это пример, насколько широкий круг людей организации всего этого вовлечен в попытку помешать нам рассказывать что-то. Я впечатлен. То есть такого не было с Путиным, такого не было много с кем.

Читай нас в Телеграме