Исследование буддийских монахов показывает, что безбрачие может иметь удивительные эволюционные преимущества

Зачем кому-то вступать в организацию, которая лишает его возможности семейной жизни и требует от него безбрачия? В конце концов, размножение лежит в основе эволюции, которая сформировала нас. Тем не менее, многие религиозные институты по всему миру требуют именно этого. Эта практика заставила антропологов задуматься о том, как вообще могло возникнуть безбрачие.

Некоторые предполагают, что практика, которая дорого обходится отдельным людям, например, никогда не иметь детей, все же может возникнуть, когда люди слепо следуют нормам, выгодным группе — ведь сотрудничество является еще одним краеугольным камнем человеческой эволюции. Другие утверждают, что люди в конечном итоге создают религиозные (или другие) институты, потому что это служит их собственным эгоистическим или семейным интересам, и отвергают тех, кто в этом не участвует.

Теперь наше новое исследование, опубликованное в журнале Royal Society Proceedings B и проведенное в Западном Китае, решает этот фундаментальный вопрос, изучая пожизненное религиозное безбрачие в тибетских буддийских монастырях.

До недавнего времени в некоторых тибетских семьях было принято отправлять одного из своих молодых сыновей в местный монастырь, чтобы он стал пожизненным безбрачным монахом. Исторически сложилось так, что монахами становились до одного из семи мальчиков. Семьи обычно ссылались на религиозные мотивы для того, чтобы иметь монаха в семье. Но были ли здесь также экономические и репродуктивные соображения?

Вместе с нашими коллегами из Университета Ланьчжоу в Китае мы опросили 530 семей в 21 деревне в восточной части Тибетского нагорья, в провинции Ганьсу. Мы восстановили генеалогию семей, собрав информацию о семейной истории каждого человека и о том, был ли кто-то из членов его семьи монахом.

В этих деревнях живут патриархальные тибетцы Амдо, которые разводят стада яков и коз и обрабатывают небольшие участки земли. Богатство в этих общинах обычно передается по мужской линии.

Мы обнаружили, что мужчины, у которых брат был монахом, были богаче и владели большим количеством яков. Однако сестры монахов практически не имели преимуществ. Вероятно, это объясняется тем, что братья конкурируют за родительские ресурсы, землю и скот. Поскольку монахи не могут владеть собственностью, отправив одного из своих сыновей в монастырь, родители положили конец этому братскому конфликту. Сыновья, родившиеся первыми, обычно наследуют родительское хозяйство, в то время как монахи обычно являются вторыми или более поздними сыновьями.

Удивительно, но мы также обнаружили, что у мужчин с братом-монахом было больше детей, чем у мужчин с нецелибатными братьями; а их жены, как правило, рожали детей в более раннем возрасте. У бабушек и дедушек, имеющих сына-монаха, также было больше внуков, поскольку их нецелибатные сыновья сталкивались с меньшей конкуренцией со своими братьями или вообще не сталкивались. Таким образом, практика отправки сына в монастырь, не будучи дорогостоящей для родителей, соответствует их репродуктивным интересам.

Математическая модель безбрачия

Это намекает на то, что безбрачие может эволюционировать путем естественного отбора. Чтобы выяснить подробности того, как это происходит, мы построили математическую модель эволюции безбрачия, в которой изучили последствия превращения в монаха для эволюционной пригодности мужчины, его братьев и других членов деревни. Мы смоделировали как случай, когда решение об отправке мальчика в монастырь принимают родители, как это было в нашем полевом исследовании, так и случай, когда мальчик принимает решение самостоятельно.

Если монахи остаются холостыми, это означает, что в деревне меньше мужчин, претендующих на брак с женщинами. Но хотя все мужчины в деревне могут выиграть, если один из них станет монахом, решение монаха не способствует его собственному генетическому здоровью. Поэтому безбрачие не должно эволюционировать.

Однако ситуация меняется, если наличие брата-монаха делает мужчин более богатыми и, следовательно, более конкурентоспособными на брачном рынке. Теперь религиозное безбрачие может эволюционировать в результате естественного отбора, потому что, хотя у монаха нет детей, он помогает своим братьям иметь больше детей. Но, что важно, если выбор стать монахом зависит от самого мальчика, то, скорее всего, он останется редким — с точки зрения индивида, это не очень выгодно.

В модели мы показываем, что безбрачие становится гораздо более распространенным, только если родители решают, что это должно произойти. Родители получают пользу от всех своих детей, поэтому они отправят одного из них в монастырь, если это будет выгодно остальным. Тот факт, что мальчиков отправляли в монастырь в юном возрасте, с большим торжеством, и им грозил позор, если они впоследствии отказывались от своей роли, говорит о культурной практике, сформированной родительскими интересами.

Эта модель потенциально может также прояснить эволюцию других видов родительского фаворитизма в других культурных контекстах — даже детоубийства. Аналогичная модель может объяснить, почему женский целибат (монахини) редко встречается в патриархальных обществах, таких как Тибет, но может быть более распространен в обществах, где женщины находятся в большей конкуренции друг с другом — например, где у них больше прав на наследство (как в некоторых частях Европы).

В настоящее время мы разрабатываем новое исследование, чтобы понять, почему частота монахов и монахинь варьируется в разных религиях и частях света.

Часто предполагается, что распространение новых идей — даже иррациональных — может привести к созданию новых институтов, поскольку люди подчиняются новому стандарту. Но может оказаться, что институты также могут формироваться под влиянием репродуктивных и экономических решений людей.