Рост смертности от COVID ухудшил позиции руководства республик. Самой неустойчивой эксперты назвали Дагестан

Пресс-служба МЧС РФ / mchs.gov.ru

На положение регионов в рейтинге социально-политической устойчивости, составляемом фондом «Петербургская политика», повлияла информация об избыточной смертности в России, появившаяся в прошлом месяце. «Публикация данных за 2020 год выявила диспропорции с региональной отчетностью о числе инфицированных: в антилидерах оказались в том числе территории, чьи официальные данные о числе инфицированных были куда менее драматичны — особенно в Приволжском, Северо-Кавказском федеральном округах и отчасти в Уральском федеральном округе», — говорится в ежемесячном докладе, с которым ознакомились «Открытые медиа».По данным Росстата, в 2020 году в России умерли более 2,1 млн человек, что на 17,9% больше по сравнению с 2019 годом. Около 50% от объема данных по избыточной смертности приходится на тех умерших, у которых была диагностирована коронавирусная инфекция. На брифинге в правительстве вице-премьер Татьяна Голикова констатировала, что существенная доля смертей фиксируется от сердечно-сосудистых заболеваний, болезней эндокринной системы, органов дыхания, однако они ассоциированы с COVID-19: «Мы фиксируем, что, к сожалению, смертность наступает от других заболеваний, но связана она с ковидом».Фонд «Петербургская политика» напомнил, что в «топ-10» регионов с самой высокой избыточной смертностью в 2020 году вошло много национальных регионов: Чечня (+44,5%), Дагестан (+34,0%), Ингушетия (+29,1%) ЯНАО (+28,8%), Татарстан (+27,1%), ХМАО (+26,5%), Самарская область (+25,1%), Оренбургская область (+23,5%), Москва (+23,3%) и Пензенская область (+23,2%). Если же смотреть на избыточную смертность по федеральным округам, то «антилидерами» стал СКФО, где этот показатель составил 22,4%, ПФО (22,1%) и ЦФО (18,1%).

На последнем месте в рейтинге «Петербургской политики», в группе регионов «со слабой устойчивостью», оказался Дагестан, а на предпоследнем месте — Ингушетия. Также в этой группе оказались Хабаровский край (на первом месте в «слабой» группе), Владимирская область, Северная Осетия и Хакасия. В январе Дагестан также был в этой группе, однако занимал не последнюю, а вторую позицию.

«У всех северокавказских регионов, кроме Карачаево-Черкесии все сложно, — сказал „Открытым медиа“ руководитель „Петербургской политики“ Михаил Виноградов. —  В целом, не было секретом, что на Северный Кавказ пришелся довольно сильный удар пандемии, но статистика по числу инфицированных это не фиксировала».

Как показало недавнее исследование ОМ, именно национальные республики — Башкирия, Татарстан и Чечня — больше всего занижали статистику смертности во время пандемии.

«В самом рейтинге мы снизили балл устойчивости регионам в связи с публикацией годовых данных [Росстата]. Что касается политических позиций глав регионов в Москве, однозначно сказать нельзя, что эта публикация по ним ударила, но это не в плюс, — полагает политолог. — В том числе удар пришелся по регионам, у которых традиционно были хорошие цифры по заболеваемости — типа Чечни или Татарстана. Если анализировать прошлогодние данные и публикации по вирусной ситуации, из них такие драматические цифры не вытекали».

При этом Виноградов напомнил, что глав Дагестана «ротируют чуть ли не каждый год», и очередной «индикатор слабости» вряд ли сможет стать причиной для перестановок и иного федерального воздействия. Что касается Владимирской области, где в 2018 году губернатором стал представитель оппозиции — член ЛДПР Владимир Сипягин, то Виноградов охарактеризовал его как «переходного» главу региона, занявшего пост, «о котором он и не мечтал» и с «неочевидной политической мотивацией». При этом Сипягину не стоит опасаться за свое место, так как, по мнению политолога, здесь скажется нежелание Кремля ссориться с ЛДПР. А говоря о Северной Осетии и Ингушетии, Виноградов отметил, что от республик с низким экономическим потенциалом федеральные власти тоже не ждут «особых прыжков»: «Это как на карте Европы требовать от Боснии быть на уровне Норвегии».

Еще одной причиной понижения индекса могли стать крупные акции протеста, прошедшие в феврале, однако, «если в начале февраля на первом плане были связанные с ними политические риски, то к концу месяца управленческая система стала исходить из того, что протестная тема теряет места в повестке и потенциал протестов с момента прошлой вспышки в 2019 году почти не возрос», говорится в докладе.