«На душе — легкость, чистота и свобода». Ученый Николай Формозов — о голодовке солидарности с Навальным

Автор фото, Anna Artemyeva/Novaya Gazeta

Бывший профессор ВШЭ, ученый-биолог Николай Формозов с 10 апреля голодает в знак солидарности с Алексеем Навальным.

К голодовке, объявленной ученым, судя по созданной Формозовым группе в “Фейсбуке”, по состоянию на 15:30 мск присоединились 68 человек.

Только за несколько часов 19 апреля число голодающих увеличилось на 18 человек. Еще более 560 выразили заинтересованность и поддержку.

“Ближайшая цель голодовки, как и у Алексея, заставить власти предоставить ему адекватную медицинскую помощь, такую помощь, которую он сочтет квалифицированной и эффективной”, — говорится на странице группы "Голодовка солидарности с Алексеем Навальным" в "Фейсбуке".

Николай Формозов в телефонном разговоре рассказал Русской службе Би-би-си, почему он выбрал именно такую форму выражения солидарности с Алексеем Навальным и до каких пор он намерен держать голодовку.

Би-би-си: Николай Александрович, как вы себя чувствуете сейчас?

Николай Формозов: Грех жаловаться, давайте думать о Навальном. Нормально себя чувствую. Для меня это первый опыт [голодовки]. Я вошел [в голодовку] очень легко. Считается, что три первых дня — вход в голодовку — очень тяжелые, потом семь дней легкости, чуть не эйфории, и после десятого дня начинаешь слабеть. Видимо, все индивидуально. У меня сейчас пошел десятый день. Вчера я себя чувствовал, как после полбутылки хорошего красного вина: такой шум в голове, легкий туманчик, и пошатывает, когда идешь, на душе — легкость, чистота и свобода. А сегодня не пошатывает, совершенно нормально себя чувствую. Друзья следят за моим здоровьем.

Би-би-си: На улицу выходите?

Н.Ф.: Да, выхожу. Только что ходил [на прогулку]. В гости хожу, гуляю. Говорят, что надо гулять как можно больше [во время голодания].

Я хочу подчеркнуть, что голодовка дома абсолютно не сравнима с голодовкой в лагере. Это мне сказала Лена Санникова [правозащитница, бывшая политзаключенная], которая тоже соорганизатор голодовки и у которой есть опыт и лагерной, и домашней голодовки. Поэтому мою голодовку нельзя сравнивать с голодовкой Алексея Навального.

У меня приблизительно месяц назад сильно болела спина: такая жуткая, мучительная боль, чувствуешь себя разваливающимся пнем каким-то, и я бы не решился объявлять голодовку, если бы я был так болен [как месяц назад]. Боль я снял стандартными лекарствами, которые мне прописал доктор. Очень хорошо помогли пластыри. Не знаю, получает ли он [Навальный] мои открытки. Я успел Навальному написать о лекарствах.

Би-би-си: Как долго вы планируете голодать? В каком случае прекратите голодовку?

Н.Ф.: У меня голодовка бессрочная. Я слово "бессрочный" понимаю как "с неопределенным сроком". То есть до победы. Мне только что сказали, что его [Навального] переводят в лагерь [колонию], где есть госпиталь [больница на территории ИК № 3 во Владимире]. Это не очень здорово.

19 апреля представители ФСИН сообщили, что Алексея Навального переводят из колонии в стационар областной больницы для заключенных. В заявлении ведомства говорилось, что состояние здоровья Алексея Навального на момент перевода в больницу оценивалось как удовлетворительное.

Похожий случай в советские времена был с Сергеем Адамовичем Ковалевым (советский диссидент, правозащитник, биофизик). Он был очень болен, его перевели в больницу имени Ф.П. Гааза, где ему оказали суперквалифицированную помощь: лучший проктолог Ленинграда сделал ему операцию и снял диагноз "рак", который ему поставил друг-зэк. Владимирской колонии с госпиталем я не очень доверяю. У нас медицина развалена, в провинции — просто мрак: все это видели во время пандемии. А что такое медицина в лагерях [колониях] — тем более понятно.

Я не знаю условий там [в больнице для заключенных], не знаю там врачей. Я уверен, что во Владимире есть очень квалифицированные врачи. Межпозвоночные грыжи — это абсолютно стандартное заболевание. Другое дело, что все симптомы [которые наблюдаются у Алексея Навального], о которых мы знаем, они уже не связаны с межпозвоночными грыжами. И они абсолютно не похожи на последствия "Новичка". Этот яд очень быстро выводится из организма, и он не может действовать дальше, если его нет в организме. У меня очень серьезные подозрения — я биолог, могу их обосновать — что это может быть другое отравляющее вещество.

Только если Алексей скажет: мне лучше, мне реально помогли, то тогда сниму [голодовку]. Другие показатели — это, конечно, если сил не будет хватать, тогда тоже сниму. Как Алексей сказал, это предпоследняя мера, никто умирать не собирается.

Би-би-си: Почему вы считаете, что голодовка — это эффективное средство политической борьбы?

Н.Ф.: Это очень старое средство борьбы. Оно многократно показывало свою эффективность. В своем блоге на "Эхе" я привел два примера. Лена Бондаренко — моя большая подруга, ее мать (Ольга Лядская) спасла Лену при помощи голодовки (Ольга Лядская родила дочь, находясь в заключении, с помощью голодовки ей удалось добиться того, чтобы ее дочь не отправляли в детский дом, а отдали ее родителям).

Андрей Дмитриевич Сахаров две голодовки выиграл, причем очень серьезные. Ссыльную Елену Георгиевну Боннэр отправили в Бостон для проведения операции шунтирования (в 1985 году). Представляете: ссыльную отправили в Бостон! Это я понимаю. Вообще, когда сравниваешь нашу жизнь с советской, уже сравнение не в пользу сегодняшнего дня.

Би-би-си: Сейчас к голодовке солидарности с Алексеем Навальным присоединилось более 60 человек (на 13:00 по Москве 19 апреля). Как вы думаете, сколько людей еще присоединятся к голодовке?

Н.Ф.: Я совершенно не рассчитываю на какое-то определенное число. Я начал один, я просто знал, что масса людей во всем мире, и не только русскоязычных, испытывают фантастическую фрустрацию от того, что у нас на глазах убивают человека, и мы ничего не можем сделать. Чем больше, тем лучше.

Би-би-си: Как вы думаете, много людей выйдут на митинг в поддержку Навального?

Н.Ф.: Как обычно, будет такой шабаш, веселье молодежи, такого сопротивления. Я очень надеюсь, что обойдется без большого насилия. Думаю, что людей будет больше, чем обычно.

Би-би-си: Как бы вы описали то, что сейчас происходит в России с политическими свободами?

Знаете, я этого ожидал еще в декабре 1999 года. И я на демонстрацию, которую организовал мой друг Николай Храмов, тогда вышел с плакатом: “1999=1933”, флажки Германии и России, знак вопроса. Я ошибался только в том, что я думал, что это произойдет гораздо быстрее. Но то, что произошло, меня совершенно не удивляет.