Нейробиолог Мэтью Кобб утверждает, что человеческий разум, пытаясь постичь самого себя, сталкивается с фундаментальным барьером, который может оказаться непреодолимым
Что может быть более загадочным, чем Вселенная? Возможно, лишь крошечный кусочек материи, который порождает мысль, способную эту Вселенную осмыслить. Человеческий мозг — самый сложный объект из известных нам в природе, и, как ни парадоксально, именно его природа, по мнению некоторых учёных, может навсегда остаться за пределами нашего понимания. Нейробиолог Мэтью Кобб выдвигает смелый тезис: мы, возможно, принципиально не способны разгадать последнюю великую тайну — как работа 80 миллиардов нейронов рождает субъективный опыт, сознание.
Провал в объяснении: от желудка омара до человеческого разума
Прогресс нейронаук очевиден. Мы можем зафиксировать всплеск активности в зоне мозга, отвечающей за распознавание лиц, и пронаблюдать за тем, как принимается простое решение. Но Кобб указывает на фундаментальный разрыв между этими наблюдениями и истинным объяснением. Учёные, по его словам, не могут до конца понять даже синхронную работу всего 30 нейронов, управляющих ритмичными сокращениями желудка омара.
Если мы бессильны перед элементарной нейронной схемой беспозвоночного, то что говорить о головном мозге человека? Каким образом электрические импульсы и химические реакции трансформируются в ощущение красоты заката, горечь утраты или осознание самого себя? Этот качественный скачок от нейрофизиологии к феноменологии и есть та «трудная проблема сознания», которая остаётся неприступной крепостью.
Может ли инструмент понять самого себя?
В основе скепсиса Кобба лежит глубокая философская проблема. Мозг — это продукт эволюции, оптимизированный для решения практических задач: поиска пищи, избегания опасностей, социального взаимодействия. Его структура и принципы работы не обязательно предназначены для рефлексии и постижения собственной сущности.
Возникает аналогия: можно ли с помощью молотка и отвёртки понять принцип работы всего инструментального ящика? Мозг, будучи инструментом познания, вынужден изучать себя с помощью самого себя. Это создаёт замкнутый круг, из которого, возможно, не существует выхода. Мы пытаемся объяснить систему, используя логику, которую эта же система и породила.
Наука у границы: что дальше?
Это не означает, что нейронауки бесполезны. Мы будем и дальше накапливать данные, находить корреляции, лечить болезни и создавать интерфейсы «мозг-компьютер». Но Кобб предполагает, что окончательное, исчерпывающее объяснение того, как материя рождает дух, может оказаться за пределами человеческой когнитивной компетенции.
Эта идея заставляет нас смириться с определённой степенью тайны. Она возвращает нас к вопросу, который задавали ещё античные философы: «Что такое мысль?». Современная наука, вооружившись сканерами и микроэлектродами, подошла к этому вопросу вплотную, но, возможно, ей суждено вечно стоять на его пороге.
Таким образом, величайшей загадкой для нашего мозга может оказаться не тёмная материя или происхождение жизни, а он сам. И в этом признании своего предела, как ни странно, может заключаться не поражение, а новая, более глубокая форма понимания — понимания масштаба непостижимого, которое мы носим в собственной черепной коробке.
